Земских В. Лес и золото для Победы

Четверть всего оборудования, техники, снаряжения, продуктов питания, так необходимых стране в годы Великой Отечественной войны, была завезена из-за рубежа, в основном, из США. Весь этот груз везли на кораблях северными морями караванами, или конвоями – как описал это Валентин Пикуль. Груз доставлялся в Мурманск или в Архангельск.

Но помощь эта была не бесплатной. За нее рассчитывались золотом Урала, Сибири, Колымы и лесом, который рубили, в основном, в Архангельской области, в лесах вдоль Северной Двины и ее притоков. По этим рекам заготовленный лес сплавляли, распиливали на многочисленных Архангельских лесопильных заводах. Все корабли, доставлявшие в нашу страну военные грузы, в обратный путь загружались лесом и пиломатериалом. Все это шло в счет оплаты иностранной помощи.

Рубили лес леспромхозы и колхозы, каждый из них имел план лесозаготовки. Все мужчины тогда были на фронте. В леспромхозах работали мобилизованные на трудработы девчата старше 18 лет, а в колхозах – женщины и дети. Летом женщины, как правило, работали на сельхозработах, а зимой на лесозаготовках. Ребята старших классов тоже нередко работали зимой в лесу, выполняя план своего колхоза. Деревенскую работу ребята считали обычным делом, так крестьянские дети трудились веками. В войну, правда – без всяких праздников и выходных, да и еда совсем не та, но лес... Это совсем другое.

Жилье – барак километрах в двух от делянки. В бараке – нары по стенам человек на тридцать. На нарах – хвойные ветки. В середине барака печь из камней, набранных в близь текущей речке – каменка. В нее можно поставить 2-3 больших чугуна, сварить еду. Сверху на теплую каменку на ночь складываются промокшие задень на работе брюки, фуфайки, рукавицы, валенки, портянки. Света, кроме огня из каменки, в бараке нет. Зато есть стойкий запах от сохнущей одежды, особенно портянок.

На севере зимой дни короткие. Утром встаем со светом из каменки, где разогревается какая-нибудь похлебка из картошки и капусты. Поели, и еще затемно – на делянку с двуручными пилами и топорами. Прежде чем начать спиливать дерево, надо отоптать снег: пень должен быть не выше тридцати сантиметров. Пилим долго, пила тупая, потому что напильник, которым каждый день в бараке пытаемся ее подточить, еще довоенный, а новый нигде не купить. Спилив, в снегу почти по пояс обрубаем сучья. Подъезжает лошадь с санями и подсанками. Вдвоем-втроем наваливаем дерево на сани. На вывозке – такой же парень, как и мы. Самое трудное достается лошади. Везти спиленный ствол надо, в основном, не по дороге, а по целине – глубокому снегу, а под ним – то пень, то камень. Возница помогает сдвинуть сани с пня стягом, иной раз идем помогать и мы, вальщики. Лес подвозится к речке. Весной, в большую воду, бревна сталкивают, и по этой речке они сплавляются в реку побольше, приток Северной Двины.

Когда темнеет, идем в барак, а если светит месяц, работа продолжается. Дежурный возвращается в барак пораньше – колоть дрова и растапливать каменку. Если утром идем на делянку с какими-то разговорами, то обратно – молча. Устали. Быстрей бы в теплый барак, на нары. Сочувствуем лошадям: они стоят на морозе под навесом из хвойных лап, потные после целого дня вывозки бревен из леса по глубокому, местами по брюхо, снегу. Им тоже приходится выполнять свою ежедневную норму.

А, в общем-то, в работе на лесоповале нет ничего страшного. Вот только до сих пор помню, как неприятно надевать утром непросохшую за ночь на каменке одежду и идти в ней на мороз.

Раз в неделю, в воскресенье, выезжали из леса на лошадях домой, чтобы помыться в бане и взять с собой на неделю кое-каких харчей. Труд свой никогда не считали уж очень трудным: председатель колхоза сказал, что надо – значит, надо. Тем более, что нас, ребят, после окончания учебного года он на один день отпускал сбегать на озера, порыбачить. А иной раз отпускал и во время дождей. Ну, а остальное время – надо работать, да мы и сами это хорошо понимали. На сельских работах мы зарабатывали трудодни, а за работу в лесу местные власти платили деньгами, на которые в то время, правда, ничего нельзя было купить. Если что-то и продавалось, то только по карточкам. Колхоз же, несмотря на войну, с каждым годом улучшал свою работу, и на заработанный трудодень выдавал все больше зерна, а поставки продуктов фронту к концу войны даже увеличил.

Вот так и трудились женщины и дети в годы войны в нашем колхозе под названием «Красный Октябрь». Такой ценой доставался лес, которым расплачивались за поставки различных товаров с нашими союзниками.

А как давалось золото? Здесь, на Березовском руднике – также, как и лес на севере, а то и трудней. С первых дней войны мужчины ушли на фронт, а на их место в шахты стали брать женщин. Надо бурить? Они бурили. Надо грузить руду? Брали лопаты и грузили. Надо взрывать? Женщины стали взрывниками. Надо катить вагонетки? Катили вручную.

Сейчас, когда шахтеры поднимаются из шахты, сразу идут в душ, в парилку, для них выстирают спецодежду, а тогда? Выехала из шахты, помыла руки, лицо холодной водой и в той же одежде, в какой работала в шахте, пошла домой. Только иногда сдавали женщины в сушилку верхнюю одежду, когда она была уж совсем мокрой. Спецовка? Ее только иногда выдавали тем, кто бурил. Обувь? Для всех не сапоги, а чуни. Рукавицы? Не бывало. Питание? Паек, о котором и говорить нечего, а в основном – картошка со своего огорода.

Такой ценой добывалось золото и уходило прямиком в Америку. Так работали в войну в лесу и под землей, да и везде, на любом производстве было так же. Но надо было работать – и работали. И ждали – ждали конца войны, и знали, что на фронте еще тяжелей.

Январь 2010 г.
Виктор Земских
// Золотая горка. – 2010. – 28 января (№ 6). – С. 5